(нач. XVIII в.)

«К вопросу о Кисти. Теперь же начнем описание кавказцев к востоку от Хеви, так как закончили описание западной части. В конце Хеви, где выходит на равнину река Арагва, или Ломеки, к этому Арагви выше поселения Хетадзе присоединяются Кистетская и Дзурдзукская реки. Эта последняя присоединяется с востока, вытекает из Дзурдзукии и Пшав-Хевсуретии, которая есть Пховели, между Кавказом, течет с юга на север и слегка на северо-запад. Длиной она от Кавказа до Ломеки. Где же соединяются эти две реки, там между ними лежит Джариехи, скала большая, окружающая большую долину, утесистая, и этим она весьма крепка, и построена там башня большая со стеной подобно крепости. И выше этой реки, в ущелье, выше этого Джариехи расположена страна кистов, имеющая поселения и строения.

К вопросу о Дзурдзукии. Опять же южнее этого, выше Кистети, расположена Дзурдзукия, имеющая строения и поселения, те и другие с башнями. Эти ущелья ограничиваются: с востока Кавказом, расположенным между Кист-Дзурдзуки и Глигви; с юга Кавказом, расположенным между Пшав-Хевсуретией и Дзурдзуки; с запада Кавказом, расположенным между Кист-Дзурдзуки и Хеви; с севера Кавказом, расположенным между Черкесией и Кистети. И проходят дороги из Кист-Дзурдзуки через эти Кавказы в Хеви, Пшав-Хевсуретию, Глигвети и Черкесию.

К вопросу о Глигви. А с востока этой Кист-Дзурдзуки расположен Глигвети, так наименованный от Глигоса, внука Дзурдзукоса, или названные так за неодетость, река которой вытекает из Кавказа, идущего между Пшавией и Глигви, и течет с юга на север и присоединяется к... (пропущено) реке, а потом присоединяется к Борагнской реке. На этой реке расположен Ангушт, поселение большое. И застроено это ущелье строениями и поселениями. И ограничивают Глигви: с востока гора, расположенная между Глигви и... (пропущено); с севера гора, расположенная между Глигви и Дзурдзуки. А жители Ангушта похожи на черкесов, религией магометане, сунниты. А к востоку от этой Глигви расположено... ущелье, река которого вытекает из Кавказа, расположенного между ней и Панкиси, течет с юга на север, присоединяется к Глигвской реке и потом обе присоединяются к Борагнской реке с запада. И это ущелье также имеет строения и поселения. И ограничивают ее: с востока Кавказ, расположенный между Тушетией и этим ущельем; с юга Кавказ, расположенный между ним и Панкиси; с севера гора Черкесская, расположенная между ним и Черкесией; с запада гора, расположенная между ним и Глигви. Но эти ущелья, которые мы описали, первоначально назывались все они Дзурдзукией, ныне же разделяются так.

Но эти ущелья весьма крепки и недоступны врагам, гористые, скалистые, тесные, с реками и лесами, скудные и неурожайные, с малым количеством скота, какою мы описали Осетию. Также людей верой, религией, нравом, повадками, обычаями считают подобными осетинам. Но имеют язык свой собственный, и женщины их одеты иначе. И не ведают убийств и мстительности между собой, кроме как случайной, вообще же мирятся по рассуждению дела их стариками. И также они совестливые, в отличие от осетин, мужчины и женщины. Но в обычае у них двое- и троеженство-История. Когда же пришел Кавкасос в доставшуюся ему в удел страну и поселился в этой стране, и овладел ею, и сыновья его и внуки его размножились и были покорны мцхетскому мамасахлису, а некогда были отложившимися и врагами, как описали, до выступления хазарского царя. А когда же выступил хазарский царь, дал страну эту Урбаносу, сыну своему, который назвал ее Осетией, и пленников райских и армянских. Тогда пришел Урбанос с теми пленниками, обосновался сам и пленных тех поселили здесь, на этой равнине. Дзурдзукос же, сын Таргамоса, который был самым именитым среди всех сыновей Кавкасоса, вступил этот Дзурдзукос в Кавкасию и нашел место весьма крепкое; построил город и назвал именем своим Дзурдзуки, а дань давал хазарам. И стали называть после того Дзурдзукией ущелья, расположенные восточнее Хеви, а расположенные западнее Хеви стали называть Кавкасиани, или Двалети, в которых обосновались некоторые из сыновей и родичей Кавкасоса. И пребывали все в покорности Дзурдзукосу, а после него - его потомкам, а эти последние были покорны мцхетскому мамасахлису, вплоть до первого царя Фарнаоза. Фарнаоз же привел родственницу Дзурдзукоса, женщину из Дзурдзука, и сам женился на ней и этим большей частью вновь покорил Дзурдзукию. А после Фарнаоза-царя, как показывает история, находились в подчинении и платили дань грузинским царям Дзурдзуки, Хеви, Двалети, область, лежащая выше Касрис-Кари. Другие же подчинялись осетинским царям. А во время нашествий татар Чингис-хана, а более того Батыя и Орхана, были истреблены и опустошены города и строения их, а царствование осетин превратилось в правление владетелей, и бежали осетины в эти Кавкасии, и большинство областей опустело, какой является и ныне Черкесия. И опять же после пришествия Лангтемура и взятия Константинополя стали притеснять осетин - с одной стороны Татархан (крымский), а с другой - Лангтемуровы магометане-кочевники, и бежали осетины в Кавкасию, и завоевали они родичей кавказцев, которые суть двальцы. И после этого Осетия стала называться Черкесией или Кабардией и из-за нашествий разделилась и превратилась во множество княжеств. Также при разделе Картлии на три царства Хеви и Двалети остались за грузинскими царями, и эти места платили дань до сегодняшнего дня царям грузинским и их владетелям. А Дзурдзук-Кистию считают своей кахетинцы, а также Глигвию. Но глигвинцы никому не должны были платить дань и больше подчиняются черкесам. Также и другие осетины. Но Дигор слегка подчиняется рачинским эриставам, ибо владеет Рача Дигором. И до сегодняшнего для это так, а в будущем как будет, Бог ведает».

14. Ракович Д. В. «Прошлое Владикавказа» (Владикавказ, 1911 г.)

«Основание Владикавказской крепости совпадает с эпохою решительного сближения России с Грузией.

Как хорошо всем известно, 24 июля 1783 года в Георгиевской крепости, ныне заштатном городе Терской области, был подписан акт чрезвычайной важности, решивший навсегда судьбу грузинского народа и давший впервые твердую опору России за горами Кавказа.

Вступление Грузии под покровительство России выдвинуло тогда же на первую очередь вопрос об удобном и безопасном сообщении Кавказской линии с Закавказьем. С этой целью между Моздоком и подошвою Главного хребта было построено в 1784 году на правом берегу Терека несколько укреплений. Первое из них от Моздока названо было Григориополисским, второе - Кумбелей, третье - Потемкинским, самое же южное, замыкавшее вход в теснину Терека, получило громкое название Владикавказа, в честь владычества над Кавказом. Конечно, Кавказом оно владеть не могло, но было первым шагом к этому.

Известный бытописатель Кавказа прошлого столетия Бутков говорит, что раньше, до прихода русских, на этом месте расположено было ингушское селение Заур.

Сами осетины своим наименованием Владикавказа - Дзауджи-Кау - подтверждают как бы справедливость показаний Буткова, т.к. Дзауар - есть имя собственное Заур, а Кау - значит селение; иначе селение Зауpa. Никак нельзя согласиться с тем, что на месте нынешнего Владикавказа раньше стоял осетинский аул Капкай, так как земля эта с незапамятных времен принадлежала ингушам, и они ни в коем случае не позволили бы поселиться здесь враждебному им племени.

Осетины появляются около Владикавказа в год учреждения крепости, согласно призыва кн. Потемкина, обращенного ко всем горским племенам, бросить грабежи и разбои и заняться мирною жизнью под охраною крепостных верков.

С какого времени Владикавказ стал именоваться у туземцев тюркским именем Кап-Кой или Кап-Кей, переделанное русскими в Капкай, установить мне, к сожалению, не удалось. Одно могу сказать, что Капы - значит ворота, проход, Кой или Кей - селение. Название, указывающее на то, что Владикавказ расположен при выходе дороги из ущелья на плоскость.

Освящение Владикавказской крепости последовало 6 мая 1784 года.

В начале своего существования она исключительно имела назначением служить в числе других укреплений охранным пунктом нашего пути сообщения с Грузией и представляла собой не более как военный пост, носивший в то время название Владикавказского.

В том же году крепость была снабжена двенадцатью пушками.

О своих мероприятиях по обеспечению единственного пути в Грузию Потемкин не замедлил донести в Петербург и в то же время ходатайствовал об отпуске известной суммы денег на постройку церкви в крепости Владикавказской.

Императрица Екатерина II в своем указе от 9 мая 1785 года на имя правящего должность генерал-губернатора Саратовского и Кавказского (кн. Потемкин) повелевала:

«В построенной крепости при входе в горы Кавказския позволяем Мы соорудить церковь православного Нашего закона, употребив на оную и на украшение ее оставшиеся в Кизляре из суммы на приласкание кумык и прочих народов определенной; при том наблюдать, чтобы духовенство в церкви и крепости, при входе в горы построенной, не употребляло народам тамошним притеснений или принуждений».

В указе императрицы Екатерины II имени Владикавказа не упоминается, но речь, несомненно, идет о нем, так как никакой другой крепости «при входе в горы Кавказския» не было.

Интересно наименование той суммы, из которой отпущены были деньги на построение крепостной церкви, ныне старого собора; она называлась: «суммою на приласкание кумык и прочих народов».

Нужно здесь пояснить, что все наши сношения в те времена с горскими народами носили характер каких-то мирных переговоров и договоров, причем Россия всегда являлась как бы данницею не только дагестанских и иных ханов, но даже и мелких горских племен, старшинам которых платили жалование, поддерживая тем в них алчность и возбуждая в других зависть и стремление набегами вынудить Россию платить «дань» и им.

Только при Ермолове прежняя система подкупа и задариваний сменилась системою строгих наказаний.

Учреждение военных укреплений и редутов в местах, обитаемых племенами горцев, привыкшим ко всякого рода разбоям и грабежам, сильно встревожило их аулы. Новая же крепость Владикавказ, произвела среди кабардинцев большие волнения. На многочисленных их собраниях не раз поднимался вопрос взять открытою силой укрепление и перерезать весь гарнизон. Но вид грозных крепостных орудий сильно умерял их пыл.

Заложение оборонительной линии от Моздока к подошве Кавказа вызвало крайнее неудовольствие и у чеченцев, так как она преграждала тот путь, по которому они получали невольников из Грузии и препровождали их на продажу в Эндери и Анапу.

Соединяясь с другими горцами, принимавшими участие в этом выгодном торге, чеченцы делали непрерывные нападения на новую дорогу, грабили казенный транспорт и торговые караваны. В 1785 году разразилась на кавказской линии гроза: появился в Чечне проповедник нового мусульманского ученья, взволновавший весь затеречный край.

Борьба с Шейх-Мансуром потребовала сосредоточения всех наших наличных сил, которыми мы располагали на линии. Гарнизоны, занимавшие укрепления от Моздока и до Владикавказа включительно, по своей малочисленности не были в состоянии предохранить дорогу на Грузию от нападения чеченцев; вследствие этого, в 1786 году решено было бросить недавно возведенные укрепления: Потемкина, Кумбелей, Григорополисское и Владикавказское, а находившиеся в них команды вывести на кавказскую линию, строения же взорвать и предать огню.

С уходом войск положение осетин, поселившихся около Владикавказской крепости, среди враждебно к ним настроенных ингушей и кабардинцев, сделалось невыносимым, и они, побросав свои сакли, спешно поднялись в горы.

Оставление без всякой защиты пространства между Моздоком и входом в ущелье р. Терек отдало в полную власть горцев также и самый путь в Грузию. События показали ошибочность решения, принятого в 1786 году; Грузия, утесняемая со всех сторон, просила постоянной поддержки.

Назначенный главнокомандующим Грузии князь Цицианов со свойственной ему энергией принялся за дело. В 1803 году была возобновлена крепость Владикавказская и ряд других укреплений, соединивших ее прочно с Моздоком.

В этом же году осетины снова спустились с Тагаурских гор и поселились уже навсегда около валов южного фаса крепости. Одновременно с этим между Владикавказом и Дарьялом были поставлены редуты для защиты проезжающих, и в числе их земляной редут «Новый», нынешний Редант, излюбленное место для увеселительных поездок владикавказцев».

15. П. С. Паллас. «Заметки о путешествии в южные наместничества Российской империи в 1793 и 1794 гг.». Т. 1. Лейпциг, 1799

«Все три народа говорят приблизительно одним языком, который не имеет ни малейшей схожести ни с одним известным наречием, кроме употребительного в Тушетии, и мы за первые сведения, которые имеются во всеобщем словаре, должны поблагодарить высокоблаженную императрицу.

Это племя внимательный Гюльденштедт определил, собственно, под одним названием мизджеги или кисты.

Они, по-видимому, являются остатками собственно алан.

В большой части извлеченной из морского журнала (перипла) Ариана и Скимнуса Хиуса Таврическому городу Феодосия прилагается алано-таврическое имя Ардауда, которое в аланском должно означать семь богов.

Это имя в сегодняшнем кистинском языке имеет то же значение.

Уар в этом языке означает семь, а дада означает отец или бог, также, как Таут и сегодня является именем бога у огнепоклонников вокруг Баку.

Ни в одном другом кавказском языке нет счетного слова семь, соответствующее звукам ар или yap».

16. Посещение Морисом Энгельгардтом Галга-Ингушей.

Из книги «Путешествие в Крым и Кавказ фон Энгелъгардта и Фридриха Паррота». Берлин, 1815

«Около версты от места нашего отдыха долина переходила в широкую чашу, которая ограничивалась высокими, тогда заснеженными горами. У их подножий, по сторонам ущелья и на склонах низменных гор, лежат ингушские деревни, которые издали похожи на маленькие города, потому что среди большинства закрашенных каменных домов поднимаются несколько высоких пирамидальных башен и частью окружаются стеной.

На плоско-холмистом дне долины пашни и луга сменяют друг друга.

Здесь часть моего конвоя повернула восточнее, к видной деревне Таргим, чтобы уведомить тамошних жителей о мирном послании, а я с остатком поскакал западнее, в Агикал.

В некотором отдалении от дома, в котором мы должны были переночевать, я с переводчиком подождал, пока мой проводник сообщал своему родственнику о визите, затем нас с радушием встретили.

Между тем как нам была торжественно обещана полная безопасность и защита, у каждого гостя взяли лошадь и оружие, и нас вместо дома повели на плоскую крышу нижнего этажа, который составлял половину верхнего, как и тот другого.

Такое здание кажется составленным из трех нагроможденных друг на друга каменных кубиков, которые одной стороной образуют ступенчатую площадку, а другой - прямые и гладкие стены, от плоской крыши к другим ведут лестницы (ступени, которые переплетены прутьями), легкие мосты, которые можно убрать, чтобы защитить любую часть.

Рядом с домом стоит башня высотой от 8 до 10 саженей, куда во время вражеских нападений прячутся женщины, дети и запасы.

Она имеет бойницы, а к ее двери можно добраться только по лестнице. Среди нескольких домов также возвышается башня, которая обычно служит для зернового склада, но не обмолоченный хлеб, также как и сено и солома, я видел в особых ограждениях рядом с жилым зданием.

После того как мы полчаса посидели на крыше нижнего этажа, мы поднялись на второй, где в углублении каменного пола был разведен огонь и мне было приготовлено из соломы и войлочного одеяла подобие дивана.

Тут же два сына хозяина завели вовнутрь большого барана, поставили перед огнем, и их отец объявил обществу в длинной речи, сопровожденной оживленной жестикуляцией: «Баран родился в тот день, когда родственник оставил деревню, он тогда обещал кормить барана до его возвращения и ему доставит радость наконец после двух лет смочь угостить этим животным своего друга и остальных гостей», при этом он, немного наклонив голову, положил правую руку на грудь, а другой приподнял шапку. Барана должны были сразу увести, но мои ингуши согласились на это только после того как они как следует полюбовались им и похвалили хозяина.

В его отсутствие, во время которого в женской комнате нижнего этажа готовилась еда, также восхвалялось гостеприимство ингушей, их щедрость к родственнику, который по их просьбе может получить лучшую лошадь его хозяйства, но за это при ответном визите ему должны дать также что он пожелает.

Осетин, который был со мной, также предпочел своему народу ингушей, потому что ингуши были зажиточнее, общительнее и щедрее, чем те, и я по своему опыту на Тереке должен был согласиться с ним. Так, там я нашел жилище так называемого мурзы Ларса - хуже, грязнее и беднее, чем рядового ингуша в Агикале в Абани, недалеко от истока Терека, мой осетинский хозяин и его семья пожирали овцу, которую мы купили у него за высокую цену, а здесь ингуш, который добровольно поставил на стол лучшее, что он имел, не участвовал в еде, так как он заботился о том, чтобы каждый гость насладился по возможности более и обслуживался хорошо сыновьями, которые разрезали мясо на маленькие кусочки, с тем, чтобы каждый мог с удобством пользоваться своими пальцами. Приготовление еды и поведение до и во время еды мало отличалось от осетинского метода. Здесь, также как и там, прежде обносилась вода для мытья рук, затем подавали мясо в большом плоском блюде из дерева, выпивали бульон, в котором оно варилось, который держался теплым над огнем в железном котле, но курдюк, которым набит крестец и ляжка здешнего барана, как величайшее лакомство едят напоследок.

Я справился, где были куплены железный котел и большой медный, который состоял из толстых заклепанных пластин, и получил неудовлетворительный и, конечно, неверный ответ, они были очень старые, вероятно их изготовили сами предки.

Но еще поразительнее, чем эта утварь была большая деревянная кровать, совершенно необычная мебель на Кавказе, которая здесь не использовалась (я подозреваю, что русские солдаты, дезертировавшие из Владикавказа и пробывшие в Галга несколько лет, были изготовителями этой кровати)».

17. «О прошлом Назрани». Ингушское предание

«Шоа, сына Кинды, женили на дочери Соска Солсы. Затем, по прошествии от Кинды шести поколений, родились три брата: Эга, Хамхи и Таргим. Они поселили на своих землях людей и заставляли их платить дань. Со временем трое братьев разделились. Один ушел жить в Таргим, другой - в Хамхи. Эга как старший остался на месте. Затем размножилось их потомство и потомство поселенных ими людей. Жить им вместе стало тесно.

Трое знаменитых братьев сделали своим четвертым братом Евло. Прошло время, и потомки этих четырех братьев собрались вместе и стали решать, что делать, ибо жить им стало очень тесно. Договорились они и переселились жить в Ангушт. Там они прожили определенное время. Вскоре люди решили поселиться на том месте, где теперь находится город Назрань, так как эта земля была тогда свободна, а жившие там когда-то черкесы еще ранее покинули ее и ушли далеко. «Как мы поселимся в Назрани? - стали думать люди и порешили: - Мы не сможем обосноваться, если не заручимся защитой Магомета-хаджи». Магомет-хаджи был имам, пришел он с востока, жил в Дагестане. За ним стояло много людей. Выселяющиеся на новые места люди выдвинули своим предводителем Мальсагова Карцхала, сына Орцхо, и сказали ему: «Трудись для нас».

Потрудился Карцхал и привел Магомета-хаджи с войском, который сказал людям: «Основывайте село на этом месте. Если кто нападет на вас, тому от меня будет больно». Пожелав благ, Магомет-хаджи и его воины ушли.

В честь этого события люди произвели обряд заклания белого быка. Бывшие при этом заклании вернулись в Ангушт и сказали: «Мы теперь имеем право основать свое село». Люди не желали выселяться, так как боялись. Тогда провели совет страны и выбрали восемь родов, а от каждого рода по жребию отделили по десять дворов. Всего набралось восемьдесят дворов.

Они поселились по долине, идущей от башни Овлурга, и основали Назрань. Мирно прожили они там три года. Этим временем туда подселились дворы из именитых людей, и стало в селе более ста дворов. Как-то войско Магомета-хаджи - он сам не был с ним - шло в поход на Кабарду. Оно остановилось в Назрани. Воины его убили одну женщину и одну лающую на них собаку. Потом войско ускакало в Кабарду. На обратном пути войско вновь вошло в село. Привязав своих коней, воины расположились обедать. Когда все они были заняты едой, Карцхал и молодежь села выбежали из своих домов и стали избивать их. Назрановцы разогнали все войско Магомета-хаджи.

Воины, уходя, захватили и ограбили село Батоко-Юрт. Двигаясь оттуда, они погнали впереди себя всю скотину, что паслась близ Назрани. Тогда жители Назрани бросились им в погоню, вновь побили их воинов и отобрали все, что у них было. Остатки воинов назрановцы прогнали через те места, где сливаются реки Яндырка и Сунжа.

Вернувшись к себе, войско стало жаловаться Магомету-хаджи: «Ты сделал плохо для нас, посадив нам в засаду клыкастого кабана». Услышав это, Магомет-хаджи поклялся: «Создавшим меня богом клянусь, что взрослых мужчин перебью, остальных уведу в плен, а Назрань развею в прах и пущу по ветру!»

Магомет-Хаджи собрал воинов от всех народов, что живут вокруг, начиная от моря и до гор, и двинулся на Назрань, чтобы завоевать ее. Начиная от мавзолея Борга-каш и почти до Назрани тянулось его войско. За Магометом-хаджи было столько людей, что негде было упасть брошенной вверх шапке.

В те времена вокруг Назрани были большие леса. Сквозь них не мог продраться и олень. Леса простирались по всей Сунже.

Лишь забрезжил рассвет, глянули люди и увидели большое войско от мавзолея Борга-каш и далее от него.

Сразу же собралось все село. Затем молодежь попросила Карцхала: «Когда войско войдет в село и начнут плакать и причитать наши женщины и дети, мы не сможем сразиться. Дай нам пойти навстречу врагам и с честью погибнуть».

Заплакал тогда Карцхал: «Неужели Назрань, что мы основали, надеясь на хорошую жизнь, должна обагриться нашей кровью и развеяться по ветру?» Он разрешил молодежи выступить против врага.

Защитники пошли по пойме Сунжи и притаились на склоне горы. В это время Магомет-хаджи и стоявший рядом с ним князь Шу обдумывали, как лучше направить войско на село. Среди вышедшей защитить свое село молодежи был старый охотник Чомак, сын Чожа. Он крикнул врагам: «Везде, где есть овраги или лощины, мы сожжем вас серным синим пламенем». Затем он выстрелил и уложил князя Шу, который стоял вблизи Магомета-хаджи. Со склона молодежь стала палить по вражескому войску. Все выстрелы молодежи достигали цели, выстрелы же врагов ее не достигали. Защитники сидели словно в башнях.

Поняв, что им не одолеть напавший отряд, войско врагов разделилось на три части и за час до восхода солнца ринулось в село.

В селе на четырех сваях стояла башня Тоды. В ней засели Карцхал и другие люди - всего восемь человек. Они стали стрелять из башни. Ответными выстрелами враги убили из них четверых. Оставшиеся в живых телами убитых закрыли все проемы башни и высыпали весь порох на разостланную бурку. Двое заряжали ружья, Карцхал и еще один стреляли по врагам.

Из одной землянки тоже велся огонь по врагу. Это стрелял Ботка, сын Акбе, родом из Зауровых. Не видя возможности победить и находясь под двойным обстрелом, нападающие притаились у заборов, сараев и под сапетками. Они сумели поджечь башню. Из нее выпрыгнули трое и остались невредимыми.

В этом селе в землянке жил слепой Тиймаж. «Наверное и в ней затаился какой-нибудь кабан», - подумал один из врагов и сунул голову в землянку.

Тиймаж наугад ударил его топором по голове и убил.

Этим временем стемнело. Тогда враги покинули Назрань. Из защитников погибло тринадцать человек, остальные стали готовить оружие и порох. «Завтра в бою все погибнем», - думали они.

Перед рассветом Карцхал послал людей в разведку в разные стороны, чтобы узнать, откуда враг начнет нападать. Посланные в одну сторону привели семерых пленных, посланные в другую привели троих пленных. Оказывается, враги воспользовались темнотой и удрали, сняв осаду, остались лишь те, кто заблудился в лесах.

Когда Магомет-хаджи собирался в поход, он говорил: «Я завоюю Назрань». Тогда сидевший рядом с ним муталим, говорят, сказал: «Я дам свою голову на отсечение, если услышу, что Назрань покорена».

После позорного ночного бегства вражеское войско проходило через село Фарта. В нем жила красавица Ака Тотам. Она спросила об их делах у Магомета-хаджи и его воинов. Не ответив на ее вопросы, они молча ушли своей дорогой. Стала она расспрашивать у воинов второго отряда. Но и они не дали ей ответа. В третий раз она спросила у одинокого всадника:

-Что получилось у вас? Почему воины ваших отрядов идут с опущенными головами?

Всадник ответил ей:

-Не одолели мы противника. Отовсюду, где были овраги или лощины, нас выжигали серным синим огнем. Клянусь тебе, из наших ста восьмидесяти арб ни одна не возвращается, чтобы в ней не лежал хотя бы один убитый или раненый.

Враги ушли. Вскоре наибы имама создали новый отряд и двинули его на Назрань. Теперь враги имели пушку, сделанную из дубового ствола, обитого железными обручами.

Со звуком «хар-р-р» вылетали ядра и, не долетая до Назрани, скатывались в низины. От их шума, а он становился все громче, люди проснулись и вышли из своих домов. Назрановцы собрались и вновь отбили врагов.

Время шло, Карцхала не стало. Отцом Назрани теперь стал Гейтий, сын Бятара. Он пошел и привел русское войско, и заложил крепость с пушками. Назрань укрепилась. Русские стали прибывать и основали в стороне от Назрани город Владикавказ...»

18. Российско-ингушский договор 1810 г.

Присяга на верность России, данная некоторыми ингушскими обществами

«По взаимному и обоюдному е.и.в. всероссийского г.и. ген.-м. и кр. Владикавказской коменданта Дельпоцо и всего ингушевского народа соглашению, мы нижепоименованные 6-ти фамилий ингушевского вольного и никому не подвластного народа, лучшие и почетнейшие люди, с каждой фамилии по 10-ти человек, с доброй нашей воли и общаго согласия между собою условились и согласились е.и.в. Всероссийскому г.и. вступить вечно на верность подданства и обладание нами, на условиях и обязанностях следующих:

1. Отныне впредь на вечные времена, мы, ингушевский вольный и ни от кого не зависимый народ, считающийся в родах 6-ти фамилий: Торгимова, Цельмембохова, Агиева, Картугова, Яулурьева и Хамхоева и потомство наше е.и.в. всероссийскому г.и. Александру Павловичу и его наследнику, кто назначен будет, поступаем добровольно в совершенное верноподданническое состояние и при том обязуемся:

2. Всех врагов российскому престолу е.и.в., почитая за таковых здешних окружающих нас мухаммеданского закона народов, мы должны считать равным образом и своими врагами и без ведома и позволения здешнего начальства российского мир заключать с оными отнюдь мы не должны; в противном же случае, если мы сами собою с оными мир заключим, тогда должны мы сами почитаться врагами России и за то подвергаем себя справедливому наказанию от российского начальства.

3. Во всякое время, когда российскому начальству востребуется надобность против здешних народов с российским войском действовать неприятельскою рукою, тогда обязаны мы давать оному от себя из общества нашего 1 000 человек хорошо вооруженного помощнаго войска, с тем условием, чтобы оное до окончания действия было довольствовано провиантом на основании российского солдата, взятая же от общего неприятеля нашего нами всякого рода добыча предоставлена бы была в нашу пользу неотъемлемо.

4. Все те народы здешнего края, которые с Россиею в дружбе, согласии и в подданстве оной находятся, мы должны признать за наших друзей и приятелей и отнюдь с оными не иметь никаких враждебных поступков, исключая частные некоторые малозначущие ссоры, о коих удовольствия должны искать не сами собою, но чрез здешнего российского начальника; в противном же случае кто будет управляться сам собою, тот должен быть наказан по российским законам.

5. Если... неприязненные России народы где ни есть будут прокрадываться воровскими партиями с намерением учинить на российские обозы и команды, проходящие по Грузинской дороге, нападение и сделать грабежи и разбои, а мы о том получим сведение, тогда должны мы тотчас давать знать находящемуся у нас российскому начальнику и ближайшему, а буде при нападении оными на русских услышим пушечные выстрелы, тогда равным образом, дав знать находящемуся у нас начальнику, сами обязаны тотчас скакать к тому месту на встречу сих разбойников и стараться, не щадя своей крови и жизни, поражать оных, отнимать отбитую ими у русских добычу и доставлять оную к ближайшему от оного места российскому начальнику.

6. Ежели случится, что кто ни есть из наших, с теми разбойниками согласясь для содействия злаго их намерения вообще, пропустят умышленно чрез нашу землю и о том по следствию откроется правда, тогда виновников сего поступка должны мы выдать начальнику российскому в кр. Владикавказскую беспрекословно.

7. Ежели из нашего общества кто ни есть осмелится убить российского солдата, купца и другого какого звания российского верного подданного, тогда обязаны мы виновников всемерно стараться отыскать и отдать в руки российского начальника в кр. Владикавказскую; ежели же оные в скором времени куда-либо уйдут, тогда отдать все их семейство и имущество.

8. Если кто ни есть из нашего общества всякого звания российских людей ограбит и ранит или не ограбит, а ранит, с оными поступить на том же основании, как и за убитого.

9. Если кто ни есть из нашего общества будет передерживать у себя чеченцев и прочих неприязненных России народов людей, умышляющих против России зло, и сам на то будет с ним согласен и от того сделает вред и о том будет открыто, тогда того передержателя и соучастника в злоумышлении отдать в руки российского начальства; а если он убежит, все его семейство и имущество.

10. Отныне впредь навсегда мы и потомство наше обязуемся: кабардинцам, чеченцам и прочим здешним мухаммеданского закона народам податей отнюдь никаких не платить (как было до сего), а ежели против сего преступим и будем давать подати оным, тогда российское начальство имеет с нами поступить яко с врагами своими.

11. Со времени заключения нами сего обязательства и на вечные времена мы и потомство наше обязуемся к проповедыванию и введению у нас мухаммеданского закона эфендиев, мулл и прочих особ духовных мухаммеданских отнюдь не принимать, не допущать и мечетей не строить, а ежели против сего преступим, тогда российское начальство имеет поступить с нами яко с врагами своими.

12. Всех родов здешних окружающих нас народов людей, приезжающих к нам с возмущением, чтобы мы от подданства и верности российскому государю отступили, сделались с ними союзниками и при том России врагами или с приглашением против русских на воровство и разбои, таковых мы обязаны тотчас же переловить и доставить в руки российского начальства. А ежели сего не исполнится и причинится вред России, тогда должны мы всемерно стараться отыскать соучастников наших в сем злоумышлении и выдать оных в руки российского начальства; если же и сего не исполним, тогда подвергаем себя все без изъятия наказанию яко изменники и нарушители общаго спокойствия.

13. С теперешнего нашего жительства, находящегося при урочище, именуемом Назран, без позволения российского начальства мы отнюдь не должны никуда переходить и переселяться не только все, но даже и малым количеством семейств, а если против сего явим себя ослушниками и преступниками, то подвергаемся за то строжайшему наказанию.

14. Если бы случилось, что по легкомыслию своему все вообще нарушили сделанную нами в верноподданической обязанности г.и. клятву и сделались чрез то изменниками и бунтовщиками, тогда начальство российское имеет справедливость поступить с нами точно так, как с своими неприятелями.

15. Для защищения нашего от внешних врагов наших, по милости главного начальства здешнего, мы принимаем в селение свое часть российского войска, какая к нам будет поставлена, на которую провиант возить из кр. Владикавказской, дрова доставлять к их жилищу, больных солдат отвозить в кр. Владикавказскую мы обязуемся сами собою, на своих подводах, без платы.

16. Коль скоро будет поставлено к нам российское войско, для защищения нашего от внешних наших неприятелей, с тем, что оное останется у нас навсегда, то вместе с тем тогда же должны мы сами для построения жилищ оному войску доставить потребный на оные строевой лес и прочие надобности на собственных наших подводах, без всякой заплаты.

17. Российскому войску, у нас находящемуся, отнюдь не должны из нас никто причинять никаких обид, притеснений и озлоблений, равно и оное нам таким же образом; в противном же случае как той, так и другой виновники должны быть наказаны, смотря по вине, без понаровки.

18. Если бы случилось против чаяния, что команде сего войска изъявляли мы неприязненность общую, похожую на заговор нашего возмущения, и причинится чрез то вред, тогда со всеми нами поступить яко с неприятелями России.

19. Чтобы сохранить нам всю силу сего акта и соблюсти верность е.и.в. всемилостивейшему государю нашему, российскому императору, наследнику е.и.в., кто назначен будет и интересам и пользе е.и.в. принадлежащим, к общему спокойствию и благосостоянию нашему поставленным, мы, нижепоименованные лучшие и почетнейшие люди, с каждой фамилии по 10 чел., по обычаю нашему, по особому присяжному листу, пред всемогущим Богом небесным и почитаемым нами за святость кумиром, находящимся в горах, именуемым Гольерд, утверждаемся клятвою, и наконец.

20. В залог твердейшей нашей верности к российскому престолу мы отдаем еще из оных наших 6-ти фамилий, по выбору российского начальства, в кр. Владикавказской находящегося, лучших, почетнейшихи сильнейших семейств 6 человек аманатов на казенное содержание, которых и переменять чрез каждые 4 месяца, а при случае болезни оных и прежде.

Сей обязательный акт заключили мы с российским ген.-м. Дельпоцо и приложили перстные свои печати в кр. Владикавказской, августа 22-го дня 1810 года».

(Следуют имена тех же фамилий, которые обозначены под клятвенным обещанием.)